Сила сильная и планета обетованная
сказки
Инна Фидянина-Зубкова
© Инна Фидянина-Зубкова, 2016
ISBN 978-5-4474-4499-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Сила Сильная и планета обетованнная
Сила Сильная и планета обетованная
Раздавить меня, увы, не получится.
Долго Ворон на земле будет мучиться,
забирая сердца и души.
Ты былину новую слушай:
Жила-была Сила Сильная – сила мощная да неприкаянная. И некуда было этой Силе деваться. Бродила она несчастная по полям, по долам, по горам – красным солнышком опалённым. Но вот прилепилась Сила Сильная к богатырю киевскому великому, прилепилась – не отстаёт и отставать не собирается.
И богатырь встал, расправил плечи и пошёл рубить, сечь: «Мой топор – твоя голова с плеч!»
Срубил он, значит, одну силу чёрную, вторую: Мамаев покосил ой немерено! Но Мамаи имели свойство заканчиваться, и тогда руки до князей русських стали чесаться, до бояр, да до купцов. А также до девок красных: оных он не сёк, а «топтал», яки петух – за что богатыря и побили, да крепко так побили – так побили, что воин умом и тронулся. Так и ходил до конца дней своих по дворам – курей стрелял да от дубинушек мужицких уворачивался. Посмотрела на всё это дело – Сила Сильная, плюнула и вылетела из богатыря киевского, да побрела себе новое пристанище искать.
И нашла таки: понравилась ей поляница удалая, на русь-мать похожая. Погрузилась Сила Сильная в поляницу с головой и осталась в ней жить: а долго ли проживёт – время покажет. И вот оторвала пляница удалая с печи свой зад богатырский, вздохнула воздух лёгкими недюжинными и в путь пустилась: одному мужику бровь посекла, второму…
Да и призадумалась: «Что же это я – всех мужиков без бровей оставлю?» – ей и самой не понравилось эта затея.
Думала она, думала и придумала она баб без бровей оставлять: «А пущай уродками по земле ходят – никому не достанутся!» – и отправилась бабам брови рубить.
Ой и как же плохо потом вышло всё: бабы в силки поляницу заманили, верёвками скрутили и помирать оставили.
А также слух по земле-матери пустили: «Подвиги поляниц ни в былины, ни в сказки – не слагать!»
И не слагали ведь – послушный у нас народ. А потом и последние поляницы сгинули от тоски нечеловеческой. Одни богатыри остались, да и те – все сплошь дурные да киевские.
Так вот, не дура наша Сила Сильная оказалась, не отважилась сидеть в полянице помирающей, вышла она из девицы и дальше в путь пустилась – следующую жертву себе приглядывать. Долго ли летала, или нет – не знаем. Но встретился ей на пути заяц. Одолела Сила Сильная косого: влезла в дых и сидит – не шевелится.
И стал тут заяц расти. Рос, рос и дорос до неба синего. И поскакал: одной ногой накрыл славен град Москву, другой – стольный Киев град. Ну и всё. Как бы на этом история планеты и закончилась.
Повздыхала мать сыра-земля без людей, повздыхала да и зацвела цветом буйным: деревами проросла и травами, кустами да хлебами, мышами и крысами, животиной пышной да гадами ползучими!
А зайцу то на одном месте не стоится, вот он прыг скок, прыг скок – и запрыгал, и побежал. Передавил заяц богатырский все дерева и травы, кусты да хлеба, мышей и крыс, животину пышную да гадов ползучих. И заплакала мать сыра-земля, затряслась вся вулканами да разломами. И прокляла Силу Сильную на веки вечные!
С тех пор каменных не видали мы ни богатырей киевских, ни поляниц удалых, ни зайцев великанов. Да и земля крепко спит, не просыпается. Лишь Зло лихое по свету носится – народ топчет да зверьё стреляет. А люд больной плачет, не знает кого на подмогу звать: богатырей киевских или гусельников развесёлых? Ай и одно, и другое – с каждым днём всё смешнее!
Закрывай (Егорка) глазки и спи крепко, крепко,
а не то Сила Сильная придёт,
в твой дух войдёт и ты весь мир погубишь
(в который раз). Баю-бай.
Безымень и поляница удалая
Вырастай скорей, Егорка, ждет тебя конторка,
в ней писарь Яшка. А сказка-разукрашка
тебе поможет. Нет, не бумаги сложит,
а научит себя не мучить. Баю-бай, засыпай.
Ой да в Московии далёкой, в тех тёмных лесах подмосковных, где намертво засели наши ёлки; жила, гуляла да прохлаждалась могучая русская богатырша, поляница удалая Настасья дочь Микулична. И все её дела хорошие были – это бошки богатырям отрывать да тела на кулак наматывать. Но наступили невесёлые для поляницы годы. Богатыри занятие себе нашли. Ёлки, ели шибко разрослись по всему граду стольному Москве, житья от них не стало. Позвали былинничков на подмогу: ёлки вырубать, ели от кремлёвских стен отколупывать – великие подвиги совершать. А вокруг богатырей люд простой косяками вьётся – в подмогу, якобы. Не подступишься к врагам, народ затопчет! Вот и заскучала Настасья от безделья.
Ну раз вражины работой мирной занялись, надумала и она мирскими делами побаловаться – замуж пойти, пока в соку и возраст не вышел. Уж больно ей дитятку захотелось понянчить. Решила – сделала, всё для этого приготовила: выстроила в лесу терем высокий, вострый меч в ножны спрятала, палицу тяжёлу в землю вогнала, крепок щит на стену повесила; у могучего шелома маковку сплюснула, насыпала внутрь перегной, посадила в железну шапку рассаду, у окна поставила. И уселась за работу: пелёнки, распашонки шьёт, на тропинку поглядывает – не едет ли мимо добрый молодец, чи охотник, чи стрелец?
Сидела, сидела, глядела, глядела. Нет, не скачет мимо добрый молодец, чи охотник, чи стрелец. Устала Настасья Микулична шить, вышивать, встала, за дело взялась: сняла с себя платье богатырское, надела одёжу женскую, кликнула коня Бурку верного и поскакала в соседний лес к колдуну за советом.
А колдун порядочный оказался, он окромя злых духов, за тыщу вёрст никого не знал. Развёл руками, пожал плечами, но всё же согласился помочь деве красной в её беде. Нашёл осинку столетнюю, встал возле неё лицом на запад и стал кликать Безымень – злой дух пола мужеского. Мол, приди, помоги бабе русской не засохнуть, в девках не сдохнуть.
Покликал колдун Безымень, покликал, поворожил, поколдовал и к полянице вернулся:
– Будет, Настасья свет Микулична, тебе жених хороший! Надо токо святок дождаться, сесть тёмной ноченькой подле трёх зеркал, зажечь свечку сальную, да много раз проговорить: суженый, ряженый явись ко мне наряженный! Он к тебе и явится. А как увидишь жениха своего, так прикрой зеркала рушником, свечу задуй да спать ложись. И весь ближний год жди. Дружок, судьбою данный, должон в твой терем постучаться.
Поблагодарила поляница колдуна, поклонилась, простилась да поскакала в свой высокий терем зимушку ждать. Чтоб в ожидании не усохнуть, выстроила постоялый двор, скотный, а ещё овин, амбар и сараюшку; землю чёрную вспахала, засеяла её пшеницей белоярой; в огороде посадила репу, в саду – деревья плодовые. И всё, уселась, святки ждёт: то грядки пропалывает, то пшеницу жнёт, то яблочки наливные с дерев срывает и даже за скотиной ухаживает. За заботами не заметила, как Рождество наступило, а за ним и святки пришли. Села ночкой тёмной Настасья Микулична гадать. Три зеркала на стол дубовый поставила, свечечку сальную зажгла, косу русую расплела и приступила к гаданию.
– Суженый, ряженый явись ко мне наряженный! Суженый, ряженый явись ко мне наряженный! – повторяла она слова заветные так долго, пока не привиделся ей в зеркале добрый молодец, Собой хорош, лицом пригож, статью богатырскою. И как бы к Настеньке плывёт, белы рученьки протягивает, губы пухлые к поцелую готовит. Раскраснелась дева, размечталась и забыла про наказ колдуна.
Не прикрыла она зеркальца рушником, а как заворожённая, продолжала повторять:
– Суженый, ряженый приди ко мне наряженый! Суженый, ряженый приди ко мне наряженый!
И ряженый к ней пошёл. Вышел он из зеркала, да ручками белыми берёт Настастеньку за тело крепкое, а губами пухлыми целует губки алые девичьи. Зацеловал он её чуть ли не до смерти! А потом взял да и понёс на кровать мягкую. С этой то ноченьки и началась у поляницы новая жизнь, семейная, с духом бестелесным – нежитью безымянной.
– Как звать тебя? – смущённо вопрошала Настасья.
– Зови меня Безымень, – усмехался дух.
– Ну, Безымень, так Безымень, всё одно – любимый!
Но счастья от этого союза девица так и не познала. Прошёл год и её стало не узнать: с лица спала, осунулась, исхудала, румянец со щёк сбежал. Огороды свои забросила, скотину голодом заморила, конь верный Бурка на вольные хлеба убежал. А сама Настасья кушать и спать почти перестала. Всё в постели лежит да бредит.
* * *
Скакал как-то раз, мимо терема поляницы, великий русский богатырь Добрыня Никитич. А искал он супротивничка, поединщика себе равного для боя смертного или потешного.
